В деле Алексея Пичугина это было так. В первом процессе один из свидетелей, осужденный на пожизненное заключение Коровников, проговорился, что он отбывает наказание, и у присяжных создалось определенное мнение о его показаниях. На новом процессе, в ином составе присяжных, его судимость тщательно скрывалась от заседателей. И, по словам адвокатов, судья Олихвер, "нарушая право Пичугина на защиту", запретила им выяснять "данные о личности свидетелей, что лишило присяжных возможности оценить их показания с точки зрения достоверности".
11. Важную роль играет запрет Верховного суда ставить перед присяжными вопросы о намерениях подсудимых. Их запрещено спрашивать о намерении обвиняемого лишить человека жизни. Практически запрещено спрашивать их мнение о состоянии аффекта. Нельзя спрашивать о корыстных целях. А ведь это все мотивы или обстоятельства преступления, они существенно влияют на приговор. В том числе на квалификацию преступления, определение статьи, по которой следует наказывать человека.
Все эти запреты - очень последовательная практика Верховного суда, принявшего начиная с 1995 года целый ряд решений, все более и более ограничивающих суд присяжных. Способ мышления при этом Верховный суд демонстрирует вполне прокурорский. Для него пытки, например, - вопрос права, а не факта. Он полагает, что в таком случае протокол допроса является всего лишь недопустимым доказательством.
Боязнь правды у прокурорских понятна - когда всплывали пытки, присяжные были склонны оправдать человека. Как только в 1995 году состоялось прецедентное решение Верховного суда по пыткам (дело Князева, отказавшегося в суде от своих показаний на следствии), масса оправдательных приговоров была отменена. Пытки за давностью времени не установлены, а значит, их и не было.
12. Еще прием. Вопросы присяжным перед уходом на совещание задавать не по эпизодам, а скопом. По делу Сутягина в одном вопросе было объединено целых пять. Присяжные должны были отвечать "да" или "нет" сразу по пяти позициям. В таком случае человек обычно думает так: первый эпизод был, второй тоже, третьего не было. В итоге надо сказать "да".
Присяжные могут попросить судью уточнить вопросы, но он может отказать без объяснений. Если присяжные при всех скажут: "Вопрос сформулирован так, что на него нельзя ответить правильно", - судья будет их уговаривать или распустит коллегию. Такого еще не было: наши граждане в подавляющем большинстве еще верят власти, судьям в том числе.
По делу Ульмана сформулировали вопрос на полторы страницы. Как на него ответить? Бывает, вопрос состоит из сложной формулировки. А иной раз формулируется так, что при любом ответе обвиняемый признается виновным.
В Америке присяжные отвечают только на один вопрос, поставленный предельно ясно и четко: виновен или невиновен подсудимый по конкретному эпизоду. У нас же судьи редактируют его в режиме филологического эксперимента. Поскольку в законе нет специальных требований к ясности и содержательности вопроса к присяжным, наши судьи вольны путать их любыми силлогизмами.
Начало | << | 1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 | 22 | 23 | 24 | 25 | 26 | 27 | 28 | 29 | 30 | 31 | 32 | 33 | 34 | 35 | 36 | 37 | 38 | 39 | 40 | 41 | 42 | 43 | 44 | 45 | 46 | 47 | 48 | 49 | 50 | 51 | 52 | 53 | 54 | 55 | 56 | 57 | 58 | 59 | 60 | 61 | 62 | 63 | 64 | 65 | 66 | 67 | 68 | 69 | 70 | 71 | 72 | 73 | 74 | 75 | 76 | 77 | 78 | 79 | 80 | 81 | 82 | 83 | 84 | 85 | 86 | 87 | 88 | 89 | 90 | 91 | 92 | 93 | 94 | 95 | 96 | 97 | 98 | 99 | 100 | 101 | 102 | 103 | 104 | >>
|