 |
 |
|
|
Он себя считал донским казаком. Про казачество все знал и говорил постоянно. Особенно нравились порядки в казачьих семьях, считал, что только такой семья и должна быть. Очень нравилось отношение казаков друг к другу и верность слову и дружбе. Это несколько даже маниакально проявлялось в нем. Пунктик был явный: казачье братство, за дружбу - в огонь и воду. Ну и так далее. Сейчас время прошло, и я в письмах пишу ему: "Где же все?". У него ведь было очень много знакомых, которых он считал друзьями. За два года не позвонили и не написали ни разу. Для него это шок был. Наш адвокат ему долго, порция за порцией, объяснял, что его просто использовали. А кто остался - те и есть друзья. Немного их. Слава: - Он в тюрьме твердо себя показал. А мы и не сомневались в нем. Он очень сильный человек. Всегда таким был. Ира: - Да, невозможно представить, чтобы он дрогнул. А, видно, на такое вовсе не рассчитывали. Не знали его просто. Ведь вокруг него аура силы распространялась. Он все на себя брал и тащил. Я себе представляю так, что даже если его там пытают, он не сломается. Человек он очень смелый. Однажды при мне разоружил выпившего молодого офицера, размахивавшего пистолетом. А потом еще полчаса объяснял тому, протрезвевшему, что он дурак и так себя офицеры не ведут. Целую лекцию закатил. Мы Алексею кричим: "Да гони ты его в шею!". А он в ответ: "Нет, надо объяснить. Человек только жизнь начинает". Это в 2001 году случилось, в подъезде моего дома. Вот такой он и в тюрьме остался. Такие письма пишет: "Передай от меня привет и наилучшие пожелания всем добрым друзьям и товарищам, которые в нелегкое для меня время не потеряли чести и совести". И в каждом письме пишет, как мы должны держаться: "Старайтесь не психовать, держитесь достойно". Он нас еще успокаивает и поддерживает! Не поймешь, кто из СИЗО пишет, а кто в ответ. Как будто понимает, что мы без него остались в растерянности. В этом он весь. Мама: - После школы он сразу поступил в военное училище. Оттуда уже его направили в школу КГБ в Новосибирске, он тогда был очень доволен. Уволился он из органов в 1994 году. Я его уговаривала остаться, спрашивала: "Не пожалеешь ли потом?". Тогда война в Чечне началась, пошли командировки. "Не хочу, - сказал, - внутри народа воевать". Как сын он всегда был образцом. Уже повзрослел, женился, а днем и ночью каждый день звонил: "Мама, как дела? Как здоровье?". Постоянно обо мне заботился. Слава: - Все время меня посылал кому еду, кому лекарства развозить. О детях все время говорил. Дня не проходило, чтобы о ком-то не вспомнил. Жена Татьяна: - Никогда он не мог обидеть женщину, тем более убить. Даже если бы она того заслуживала. Я помню случай: его сотрудница воспитывала ребенка одна, и он относился к этому с большим сочувствием. Когда встал вопрос, что он должен уволить одну из двух женщин, первое, что он сделал, - отправился в отдел кадров и выяснил их положение. И уволил замужнюю. Так мне и сказал: "Этой есть на кого опереться, а вторая все на себе тянет. Ей бы помочь".
|
« в начало
 |
