|
По рассказам самого Милорада, окончательно он поседел в одну ночь под Церичем в Славонии. Тогда он ночевал под обстрелом в комнате, где лежали убитые и растерзанные мать и сын, хозяева дома. Просто не мог выйти. А выкинуть тела через окно тоже не решился. Поэтому, взаимное зверство принял легко и без колебаний. А зверство это имело свою историю.
Логика отношений между воюющими сторонами диктовалась традицией, заложенной противоборством четников и усташей в минувшую мировую войну. Нацисты предписали марионеткам в Загребе уничтожать сербов товарными партиями в соответствии с масштабами, заложенными в план "Ост". И при Тито в "братской семье югославских народов" те реки крови не забылись. Заложенная Гиммлером и Геббельсом ненависть ждала своего часа. И дождалась.
Милорад в роль нацистов в собственной судьбе поначалу не поверил. Но решил досконально изучить истоки своей судьбы. На следующую встречу он пришел вооруженный знаниями и сообщил, что примеров подобного массового взаимного истребления на Балканах до 1940 г. не нашел. Похоже, ему даже понравилась мысль, что в его бедах виноват Гитлер.
Но те сербы, которые не захотели остаться в его полку спокойно засыпают без двух стаканов водки на ночь. А он не засыпает. Так Гитлер ли виноват или тот, кто однажды выбрал убийство как способ психической компенсации за свои комплексы? Как ни странно, мы с Милорадом совсем не поругались при обсуждении этого вопроса. К этому моменту между нами установилось какое-то подобие взаимопонимания с выраженными признаками уважения.
Для самого Милорада главным вопросом со времени его бегства в Россию оставалась неблагодарность соотечественников и крах всех ценностей, которые заложили в него с детства в семье и школе. Он, счастливый человек, в 35 лет оставил дом, любимую жену и сынов, чтобы могли быть счастливы и другие.
Так было надо, он делал лишь то, чему его учили всю жизнь: кто-то должен был взять в руки оружие защищая свой народ. Не было в его народе не воевавшего поколения. И сегодня он сидит в кафе на Мясницкой потеряв дом, похоронив близких, отяготив сердце сотнями смертей друзей и врагов. Он никого не спас, никто не помог ему. И те же слова, что поизношу я выходят из его уст с другим смыслом. Они так же звучат, но у них другой цвет. И пахнут они по другому. Это не ложное сходство языков.
Со значением поглядывая на меня, он дает понять, что дом, этот ключ к системе ценностей любого сельского жителя, искупает все. Любые грехи, совершенные для его защиты, прощены до начала времен. При том, что свой собственный дом до войны он толком вспомнить уже и не может.
Он очень доходчиво объясняет как острота проблем меняется с масштабом. "Представь себе, что все должно измениться. В Раменках теперь должны жить только азербайджанцы. И больше им жизни не будет уже нигде. Всех татар надо быстро идентифицировать и переселить по правой стороне Ленинградского шоссе. И если кто задержится на левой стороне дольше условленного времени, может уже и не торопиться - живым он оттуда не выберется. И вот это все надо сделать за неделю-другую. И мы в этот срок уложились, будь мы все за это прокляты! (Смеется) Тебе это покажется бредом, но именно таковы масштабы Приеполе, моего края: сорок на сорок километров, чуть больше территории, ограниченной МКАД".
Начало | << | 1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | >>
|
