Я легко (послушать некоторых героических "патриотов" - так слишком легко) согласился, что русские отныне будут жить в разных странах. И везде в меньшинстве, кроме России. И уж им все постараются припомнить, это-то я понимал 21 сентября очень хорошо. Местное население не способно было увидеть разницу между КПСС и русским народом. Но способа исправить ситуацию без применения штурмовой авиации я не находил. Да его и не было.
Шешель, тогдашний кумир Миликича, и ему подобные без труда уговорили большинство сербов, что они должны жить в одной стране. Ее еще предстояло создать, отвоевав изрядные, заселенные сербами, куски у соседей. Сразу после сюжета о гибели подростков в Борово по телевизору прошел условный сигнал для сбора резервистам. И по всей Сербии утром 22 сентября, пока я маялся с похмелья в далекой Москве, резервисты засунули в карманы повестки и двинулись кто на сборный пункт, кто в отряд своего партийного лидера, а кто в бега. Позднее выяснилось, что на сборные пункты Министерства обороны пришло менее 20%. Остальные подались к Шешелю и другим продолжателям дела Нестора Махно или дезертировали. Даже у демократического Вука Драшковича были свои отряды. Такое было время.
В этот же день 22 сентября у нас собрали и убрали до лучших времен табельное оружие. Армия пребывала в административном, правовом и идеологическом ступоре. В череде новых присяг и знамен каждый должен был лично решать, под какое становиться. И большинство остались там, где их застал распад. Они не знамена выбирали, они выбрали свои квартиры вместо судеб нации. Население Северного Казахстана, Приднестровья, Крыма и Восточной Украины так и не узнало всех прелестей установления "справедливых границ". Только населению Абхазии не повезло.
Фабрика Милорада к тому времени сократила производство на 70% и была на грани остановки: закрылись границы Хорватии и Словении, основных потребителей. Его этот грозный признак экономического краха и разрухи не остановил - сердце требовало своего. И оно свое получило: у Шешеля была дисциплина и перспектива настоящего мужского занятия.
В Петровац-на-Млаве в тот день провожали резервистов и среди них Милорада. Родители были против, но он выбрал свое, молодое дело. Его он видел так: "Кто такие резервисты? Это были (по степени убывания - В.Ш.) рабочие, строители, автослесари, водители, учителя, врачи, егеря. Сынов богатых людей в армии не было. Это ведь самый цветущий возраст мужчины - 33-34 года. Еще можно сделать поступок. В этом возрасте еще не поздно себя уважать. Никто не шел на войну как зверь. На это никто не рассчитывал, это было очень неожиданно. Об этом не предупреждали и не рассказывали. Я потерял 171 человека убитыми из 565. Я всех их помню по именам". Он это продемонстрировал, битый час вспоминая без особого напряжения сотни имен по подразделениям.
Вскоре, у села Товарник он принял боевое крещение в качестве командира роты. Никаких армейских порядков не было, царила партизанщина. Милорада просто выбрали товарищи: он был на 4 года постарше, пока еще не пил и в мирное время имел опыт административного управления. Это как операция по удалению аппендикса на дизельной подлодке (достоверный случай). Корабельный врач тыкает в первого встречного офицера - Будешь ассистировать. - Почему я!? - А у тебя жена гинеколог.
Начало | << | 1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | >>
|