|
- Александр Моисеевич, все личные военные воспоминания уникальны. Людей, ясно помнящих испытания 60-летней давности очень мало. Сегодня те, кто этой памятью в силу возраста не обладает, начали многое переоценивать. В том числе, казалось бы давно утвержденные ясные и простые истины. Как война вошла в Вашу память?
- Это случилось в июне 1941 г. ярким солнечным утром, на даче. Мы ее снимали под Вырицей. Дачи у нас никогда не было, и сейчас нет. Отец приехал на пригородном поезде с бледным лицом, сказал: началась война. Вокруг была тишина, солнце, цвели одуванчики. Я удивился - какая война, разве это так бывает? А в июле моя мама, педагог 27 школы Василеостровского района, захватила меня, еще дошкольника в эвакуацию со своей школой. 150 тысяч детей Ленинграда вывезли тогда по заранее составленному плану из города в безопасное место.
Но план-то был составлен на случай войны с белофиннами. И вывезли нас в район Старой Руссы в деревню Корпово Новгородской области. То есть подальше от финской границы. И немцы туда подошли даже быстрее, чем под Ленинград. В августе некоторые матери стали приезжать туда, пытались украсть своих детей, забрать назад в Ленинград, а им не давали. Я помню эти драмы. От пожаров алело небо, тянуло гарью. Последним эшелоном 6 сентября нас вернули обратно в город. 9 сентября немцы взяли Шлиссельбург и кольцо блокады захлопнулось.
Помню очень красивую картинку: горели Бадаевские склады. Мы, маленькие идиоты радовались красоте, не понимая, что с каждой секундой сгорает чья-то жизнь. Это горели продукты. Дальше становилось все хуже. Но память наша избирательна. Она не хочет вспоминать неубранные трупы на улицах. Соседний дом снесло бомбой. Соседка от слабости не смогла встать и потушить буржуйку. Дом наш загорелся. Нам тоже пришлось перебираться в другое место. Я и стишок даже такой пару лет назад написал, "Воспоминание".
Сочится медленно, как струйка
С клубка уроненная нить.
Соседка умерла, буржуйку
Уже не в силах погасить.
Огонь был вялый, еле-еле.
И не дошло бы до беды,
Его бы загасить успели.
Да только не было воды,
Которую тогда таскали
Из дальней проруби с Невы.
Метель могла еще в начале
Пожар запудрить… Но увы,
Три дня неспешно, на морозе
Горел шестиэтажный дом.
В стихах сегодняшних и прозе
Припоминаю я с трудом
Ту зиму черную блокады,
Паек, урезанный на треть
И надпись, звавшую с плаката
Не отступить и умереть.
Но спрятавшись под одеяло
Я ночью чувствую опять,
Что снова тлеет одеяло
И снова некуда бежать.
В апреле 1942 года на машинах нас вывезли по дороге жизни, которую мы тогда звали "Дорога смерти". Потом была эвакуация в Омск и возвращение домой в 1945 году. И вот удивительная вещь - в 2001 году открыли первое кладбище немецких солдат, погибших под Ленинградом. Проблема была непростая. От России участвовал фронтовик Даниил Гранин и я. Многие отказались. У меня с фашистами особые счеты. Родня моего отца, инженера-полиграфиста, жила в Могилеве и в 1941 г. Мы должны были туда уехать, да денег не хватило. Случайно не уехали. Если бы поехали, этого интервью бы не было. Потому, что в 1941 г. всех моих родственников, бабушку, дедушку, теток, братьев немцы закопали живьем в яму вместе с 10 000 могилевских евреев, даже не потрудившись патроны потратить. И я бы в этой яме лежал.
Начало | << | 1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | >>
|
