|
На следующий день, с утра я бродил по конторе и бездельничал, напуская на себя озабоченный вид. Не хотелось быть глупее начальства, которое по праву сильного отсиживалось по запертым кабинетам. И тут второй раз за неполные сутки черт толкнул меня под локоть. Я отправился в дом 2, в гости к знакомым операм. Старое здание, выходящее прямо на площадь, имело недобрую историю и крашеные шаровой краской стены. Тем утром и мне перепало от той истории.
Только в конце первой четверти длиннющего коридора на шестом этаже я заметил движущегося мне навстречу Слона. Отступать было поздно. Вот так красивые секретарши и стройные шифровальщицы в тесных зеленых военных юбках когда-то шли по этому коридору, а навстречу им злобным колобком выкатывался Берия. Он шел и оценивал их жабьими глазами. И походка их становилась нетвердой, ноги женщин подкашивались, а Берия проходил мимо, довольный их ужасом. Но Слон не Берия, он мимо не прошел.
Короче, сошлись мы на опасной воровской дистанции согнутого локтя. Взгляд Слона, мутный как воды Ганга, уперся мне в переносицу. Белоснежная рубашка, идеальный узел галстука, запах лаврового листа изо рта – нет сомнений, он переживал третью, самую острую и драматическую стадию чекистского командирского похмелья (после утреннего совещания, но до открытия буфета). «Ты… это… вчера, ты…Ты, соображаешь, что…вчера творил, ты!?»
Судя по тому, как ловко Слон запутался в первых же трех словах, фразу он тщательно готовил еще в начале коридора, у выхода из лифта. Ну, что тут сказать? Что Александру Македонскому не дали дойти до Китая? А так бы он всенепременно дошел, если бы не утомившиеся на войне предатели? Городить глупости не хотелось, ответил сообразно уставу: «А что я вчера творил?»
«Ты что сказал вчера, помнишь?!» - Слон вытер похмельную испарину. Тут до меня дошло, что он сам не ничего не помнит. Он лелеет большую смутную детскую обиду. Но как его обидели, для него загадка. Слон очень, очень хочет знать, с чего он так вчера напился. Ответ пришел сам собой: «Да я и Вас не помню». Все, Слон понес свою боль и тревогу дальше, по направлению к мужскому туалету. А в самом деле, что может помнить поручик о пьянке старших офицеров? Второй тост, ну от силы третий. А дальше - сплошное колыхание смуглой цыганской груди. Уж извините.
Вот так, с полемики по истории Китая и зародилось во мне сомнение в устоях. К августу 1991 года я уже был зрелый циник и диссидент. Так распадаются империи. Дойдет тощий полковник-англосакс до Пенджаба, а циничная молодежь тут как тут. Из тех, что все норовят свою образованность показать. Постояла империя немного, да и развалилась от сомнений в руководстве. А ведь мог Александр Македонский дойти до Китая, мог! Дошел ведь до Индии. Но нашлись неверующие умники, сказали под руку: «Нет, мол, никакого Китая! Сариссы в землю, кончилась Ойкумена!» Никогда не перечь руководству.
Слон не обижается за то, что я и мне подобные развалили империю. Он стоит у входа в собственный офис и вспоминает то недолгое время, когда антисоветчики с легкой руки Горбачева исчезли, а шпионов еще было много. И все опера надеялись, что скоро у них все станет как в ФБР. Стало все как в ФСБ. Поэтому Слон уволился и живет на Красной площади.
Валерий ШИРЯЕВ
09.12.2002
Начало | << | 1 | 2 | 3 | >>
|
