Вот так рабы римские полагали, что станут свободными, стоит им клеймо на лбу извести. Надо только почаще говорить про свободу. Зачем я стал унижаться, пустился в торопливые объяснения? Мол, человеку уж 40, в таком возрасте 20 лет в лагере не прожить. Да и пожизненное скоро дадут. Передо мной сидел советский человек. А эта традиция у нас надолго.
Из многочисленных легенд, доставшихся нынешнему веку от века недавно убитого, одна особо стойкая и приятная уху. Миф о жалости народа к поверженным и сочувствии заключенным. Между тем, эта крестьянская традиция убита вместе при ликвидации НЭПа и храма Христа Спасителя. Не сразу умерла, но окончательно сошла на нет после Отечественной войны.
По крайней мере, на моем веку не видно было даже косвенных признаков народной душевности к наказанным. Разве что в остатках русской деревни? Нет, литература и кино были полны примерами. Но я говорю о реальной жизни, больше похожей на фильмы Алексея Германа, нежели Бондарчука.
Пару лет назад мой хороший друг, хореограф, стоял с приятелем за вином в вечерней очереди где-то в Отрадном. Мимо ломанулся мужик в кожаной куртке. Приятель сделал замечание, мужик достал «Макарова» и сунул ему в нос. Приятель был выпимши и натурально треснул тому промеж глаз. ПМ в один угол – мужик в другой.
Тут бугай начал шарить под прилавком пистолет, угрожать всем желающим и получил под ребра от всей очереди. А пистолет катался по кафелю под гогот страждущих. Занятный анекдот. Конец тоже вполне наш.
Был это местный мент, что крышевал винный лабаз и пришел он за мздой. На беду не в служебное время и без формы. Выполз он из очереди, подобрал пистолет и вызвал все отделение. Забрали тогда многих, моего друга тоже.
Били их долго, специальными палками. Отдыхали, потом снова били. Разводили по камерам, снова собирали, били отдельно и в компании. Пока сами менты не устали до смерти. Известно, они у нас народ не спортивный, некрепкий физически. По неопытности друг мой попросил их не бить по ногам – мол, я хореограф. Надо ли добавлять куда они его потом до утра били?
Больше он не танцует. Это я к чему? Когда он выполз из отделения, одна наша старая знакомая поохала малость, а потом спросила: «Ну ты ведь сам наверное, что-нибудь там натворил?» Это обычная реакция. И вовсе не обязательно женская. Тебе могут позвоночник сломать, но источник беды будут все равно искать в тебе!
Набор доводов однообразен: «Дыма без огня не бывает. У нас так просто не сажают. А зачем ты с сержантом так грубо разговаривал? Надо было мозги иметь, а не на стадионе с милицией пререкаться!» и так далее. В любом случае прохожий станет на сторону власти.
Это понятно. Десятки лет, по авторитетному свидетельству философа Александра Иванова, СССР деликатно игнорировал «проблему неотрефлексированности, даже какой-то практической неосмысленности идеи свободы». Сталкиваясь с унизительным насилием над ближним, наш человек должен был делать выбор.
Осудить насилие или сделать вид, что ничего не заметил? Разумеется, народ мы пуганый и всегда пройдем мимо. Но в душе человек не может сделать вид, что ничего не было. Ему некомфортно, мягко выражаясь. И он невольно обвиняет пострадавшего в своих страданиях: тебе что, больше всех было надо?
Начало | << | 1 | 2 | 3 | 4 | 5 | >>
|