|
Год не помню, но его легко установить: по эфиру с триумфом прокатился первый сериал. Это было мексиканское мыло "Богатые тоже плачут". Начало 90-х годов, кажется. Для лечения посттравматического осложнения меня отправили по бесплатной путевке в Пятигорск, на всякие разные грязи и воды. В стране повсеместная нищета и это сильно сказалось на меню местной столовой. Одновременно со мной в санаторий заселились с семьями человек сто нефтяников с Севера.
В отличие от остальных, их карманы были набиты деньгами. Поэтому они в ресторане ели, в то время как все остальные в столовой натурально питались. Я завис между двумя этими сословиями новоявленного "водяного общества": в основном я, конечно, питался, но иногда все-таки позволял себе и поесть. Потому, как взял с собой денег, заработанных в коммерческой структуре. Обожравшийся пролетариат произвел на меня тогда сильное впечатление.
Их мужчины по глазам признали во мне враждебный элемент, и пить водку не приглашали. Пили они, останавливаясь лишь на краткий сон и перерыв между пробуждением и завтраком. К утреннему повтору сериала нефтяники собирались в компактные группы на торжественную процедуру русского похмелья. Это называлось "отдохнуть", то есть выпить полбутылки. После обеда они начинали пить по полбутылки в час или полтора. Это называлось "выпить". После ужина большинство выпивало по бутылке и начинало громко спорить о непонятном и беспорядочно размахивать руками. Это уже называлось "поговорить". Некоторая часть рабочих сразу после "выпить" засыпала. Это называлось "устать".
Всю эту мудреную, но неукоснительно соблюдаемую процедуру мне разъяснили за завтраком на третий день знакомства. Узнав, что мексиканское мыло я не смотрю, нефтяники меня одобрили. Но после подозрительного признания, что еще и водки не пью, зло промолчали. Как член временного коллектива я был потерян. Нефтяники того странного времени на отдыхе не заводили курортных романов, не читали (упаси боже), не играли в волейбол, а тем паче в преферанс или на бильярде. Они даже не пили. Они "отдыхали" из-за того, что на буровой год в рот не брали. Так мне объяснили. И каждый день был воздаянием за год трезвой жизни. Не знаю, правда ли это, но так говорили они все.
Итак, обнаружив вокруг себя враждебную пустоту общественного презрения, я обратил основное внимание на красоты города и окружающей природы. После завтрака шел на прогулку через длинный коридор. В каждом холле жены рабочих сидели стайками у телевизоров и смотрели утренний повтор про плачущих богатеев, предварительно накрутив на себя бигуди и вооружившись вязанием. Для кого были бигуди, непонятно. Единственное объяснение, которое пришло в голову таково. Мужественные супруги просто не знали, как их жены выглядят без бигуди. Долгими годами они их видели только так. И снимать их без нервного срыва уже нельзя. Представляете - входит Поскребышев к Сталину с докладом, а тот без усов? Инфаркт на месте.
И каждый раз, когда я проходил мимо, по телевизору умирал дедушка, герой сериала. Дедушка умирает в больнице, а родня неискренне страдает вокруг. Примерно так: "Ах, дедушка, родной, не умирай. Мы так волнуемся. И Луис-Альберто волнуется, он передает тебе привет". Представляете? Иду во вторник в 10.30 по коридору и слышу через каждые десять шагов: "Дедушка, не покидай нас!" И в среду: "Дедушка, ты ведь не умрешь?" И четверг, и в пятницу и через неделю. Так совпадало. Бывает.
Начало | << | 1 | 2 | >>
|
