|
Если в воскресный вечер умиротворенная семья сядет пить на кухне чай, а в чердачное окно неизвестно от кого неожиданно влетит артиллерийский снаряд, можно предположить, что у пострадавших все-таки возникнет недоуменная обида на окружающий мир. Сам факт нежданного, мгновенного разрушения окружающего комфорта обычно действует на людей удручающе.
В воскресный вечер 10 августа я возвращался метро с семейством с праздной прогулки по Москве. Через полминуты после отъезда от станции "Лубянка" в вагоне стало как-то тесно. Отвлекшись от болтовни, мы обнаружили, что он заполнен веселыми крепкими молодыми людьми 18-22 лет, числом не менее 30. Они смеялись и перемещались гурьбой по всему вагону, лениво присматриваясь к пассажирам. По дороге подняли, перешучиваясь одного из нас с внешностью казаха и второго, с неявными признаками кавказских черт. Их быстро загнали в конец вагона, где моментально возникла кровавая свалка. Несчастных били картинно, как в кино: борцы за чистоту расы новейшей выделки подпрыгивали, хватались за верхние поручни и оттуда бросали свои молодые тела на лица тех, кого только что признали инородцами. Ногами вперед. В мгновенно возникшем водовороте из десятков кулаков и кроссовок тонули невнятные торжествующие крики.
Передо мной разворачивалось наяву одно из многочисленных коротких сообщений из милицейских сводок о происшествиях такого рода. Вагон оцепенел. Женщины негодовали в голос. Я протиснулся в конец вагона и очутился между истекающим кровью человеком и белыми от алкоголя и ненависти лицами. В большинстве своем эти потомки викингов тоже оказались брюнетами и сказали все, что обо мне думают в ответ на этот вовсе не героический жест. Все, что мне оставалось - запомнить их получше на самый отчаянный случай: ребра мне могли переломать сильнее, чем остальным, но и бежать на виду у своих что-то не позволяло. Но уже открывались двери станции "Чистые пруды", где они дружно похохатывая, вывалили из вагона и двинулись на "Тургеневскую". Вслед за ними и мы - это и наша станция тоже. А поезд поехал дальше.
Ощущение полного неправдоподобия, как в первом бою: такого не бывает, такое со мной не может произойти. Я пил чай, а на чердак влетел артиллерийский снаряд. Как в перенасыщенном растворе моментально кристаллизовался сгусток ненависти, примерно пятьдесят секунд повертелся на месте, играя злыми солеными гранями, изранил двоих и вновь растворился в прилившей волне столичного воскресного благодушия. По перрону уже шли ничего не подозревающие старики, дети. Было ли это? Лишь кровь в висках и тоскливые взгляды пары пассажиров из нашего вагона еще свидетельствовали о прошедшем взрыве как остаточные явления. Сержант наверху без энтузиазма выслушал наш короткий рассказ и двинулся к эскалатору на "Тургеневскую" неубедительно имитируя быструю походку. И контролерша как встревоженная мать кричала ему от турникетов: "Только не смей подходить близко! Ни в коем случае не вмешивайся!"
Меньше всего я склонен связывать эту стаю и слово Лубянка, на которой мы встретились. Хотя это место и становится потихоньку одним из центров нового своеобразного русского патриотизма. Потому как видал я вещи и похлеще. Я помню, как подростком стоял посреди гигантского совхозного сада, а вокруг меня пара сотен совхозных молодых мужиков бились выдернутыми из-под яблонь кольями с нежданно нагрянувшими поселковыми. То была знатная совхозная свадьба, поглазеть на которую я сбежал с другом из пионерского лагеря в окрестностях Геленджика в июле 1975 г. Там тоже били чужих, но негров или азербайджанцев рядом не случилось. Потом участковый, кривясь от переспевшей вишни, вписывал в протокол десятки покалеченных. У побоища не было последствий: никто не мог вспомнить, кто кому, и под какой яблоней перебил позвоночник или теменную кость. Сильная юность, как это ни парадоксально, пуглива перед лицом жизни. И с радостью утверждает себя, сбиваясь в стаи и топча слабого. Кто не понимает этого, не понимает истории: с этой злой энергией покорена Сибирь, на ней танки вермахта въехали в Париж. Весь вопрос в том, как ее используют правители?
Начало | << | 1 | 2 | >>
|
