Советский Гиндукуш, 3200 м. Привал. |
Ритм жизни задан нам горами навечно, даже на войне. И никакие вертолеты не способны его пока что изменить.
Если колонна тронулась в пять утра, то сбор назначили на два ночи. И ты "добираешь свое" в тягостной полудреме на корме БТР. Но вой мотора на подъемах и глухое забытье на спусках машинально отсчитываются в спящем мозгу. И проснувшись к обеду, остается только вспомнить количество перевалов, взглянуть на карту и определить свое местонахождение.
Переводчики и советники в Гардезе. Второй справа веселый малыш Саша Кудрин (Шилтон). Через год в машину, где он спал, влетел снаряд 152 мм советской гаубицы. Случай отнюдь не исключительный. Так и ездим к нему на могилу каждый май. |
Это и есть настоящий тягучий и унылый ритм войны с периодом час-полтора. Он вбирает в себя без остатка ленивую перебранку снабженцев на привале и короткий свирепый разнос командиру оторвавшегося хвоста колонны в штабной палатке. В него вмещается ослепительная как бенгальский огонь и столь же скоротечная ночная перестрелка на крутом склоне.
Грохот, последовательно отражаясь от стен ущелья, эхом уходит вниз, в глазах прыгают темные круги от вспышек и только стреляные гильзы еще минуту шуршат в тишине по склону. Но спроси кого утром - никто ничего не понял. И снова тягучий ритм спусков и подъемов засасывает твою память. К вечеру ночная стрельба окончательно подернута патиной забвения.
А это бойцы афганского президента Наджиба на фоне складной передвижной Ленинской комнаты. Тут наш замполит им мозги вправлял про дружбу народов. |
Сотни километров бесконечных спусков и подъемов, когда ты пришиблен среднеазиатской жарой, должны бы, по идее, оставить в памяти серую ленту и незабываемый запах местной пыли. Даже краски при 50 градусах кажутся выцветшими как на некачественных копиях фильмов шестидесятых годов, снятых на пленке "Свема". Но адреналин и любопытство молодости выхватывают в этой мутной череде яркие куски. Они-то и станут потом небогатым набором воспоминаний, который ты назовешь памятью.
В конце июля 1985 г. наш БТР стоит на скалистом обрыве, прямо под нами в тридцати метрах ревет Кунар. Волны даже не мутные, они цвета асфальта. Обшарпанный "Панасоник" наматывает "Мурку" голосом Аркадия Северного. Думать не хочется: до движения еще полдня, в тени 45. Рядом солдаты делят сигареты. В реве реки их звонкие голоса похожи на птичьи. Да и сами они такие же тощие и черные, как местные скворцы.
Кунар, лето 1985 г. Вечером эта машина наехала на мину. Мина оказалась сильнее. |
Подошел командир, кинул цинк с запалами для гранат: "Надо ввернуть до движения". Шум, гам, плеск воды, скрежет консервного ножа, вскрывающего цинк. Я точно помню, что в руке у меня окурок "Явы" фабрики "Дукат". Помню даже надпись полукругом. Потому что все стихло, даже река, и мы смотрим на открытую жестянку. В ней как конфеты в коробке уложены запалы в масле. А поверх них, чуть наискосок лежит белая вкладка:
Оборонный завод № 149
1943 г.
Укладчица М. Климова
Голос Северного пел в наступившей тишине: "Мурка, Маруся Климова, прости любимого". Пробрало тогда всех, даже последних пьяниц и циников. Так не бывает, но так было. И никакие ритмы забвения не утопят те запалы, что неизвестная женщина паковала для отправки на Курскую дугу. Где и почему они столько валялись на консервации? Какая разница. Я держал их в руках и это главное.
13.05.2002
Лето 1985 г. Знаменитая Кунарская операция. Справа Сережа Смахтин (Кораблик) из 66-го народного полка. Весь очень боевой. |
Мы с Корабликом радуемся случайной встерче на привале посреди Кунарской операции. |
|
