 |
 |
|
|
СОЛДАТЫ И ДЕВУШКИ Тема сама по себе столь же многогранная, сколь и неисчерпаемая. Достаточно сказать, что вряд ли в любом другом человеке, если он не солдат срочной службы, так легко уживается, с одной стороны, неувядающая (а точнее - неопадающая) тяга к беспорядочным случайным связям с особами противоположного пола без какой-либо сегрегации по внешним признакам («некрасивых женщин не бывает...»). С другой стороны, в душе воина-срочника живет крылатая мечта о невинной тургеневской барышне, живущей исключительно письмами от любимого Коленьки и коротающей за вышиванием гладью долгие два года, когда оный Николай явит себя в далеком Сургуте во всем своем великолепии. Самые разнузданные товары сексуальной необходимости в воинских схронах легко и естественно уживаются с полуфабрикатом дембельского альбома, в котором милой Настёне посвящено немало позаимствованных у Тютчева и Надсона строк. Потребности и идеал вступают во взаимодействие как на мыслительном уровне («ух, как я ее...когда приеду»), так и на деятельном (обычно иллюстрации к стихам в альбоме несколько фривольного содержания - что-то вроде боттичелиевского «Рождения Венеры»). Чем на самом деле живет верная Настёна, Коленьку волнует прежде всего с точки зрения а) ее безусловной верности своему ветреному рыцарю и б) ее существования в статусе «ожидающей воина девушки». При этом последнее важно для собственно реноме Николая в среде сослуживцев. А уж гладью или крестиком - это по барабану. Между тем, в душах девушек тоже присутствуют все эти томления и порывы. То есть:
ПЕРЕПОЛОХ Дорога к части, где служил Сидоров, на своем последнем трехкилометровом отрезке была пряма как стрела и просматривалась отлично. Перед приездом ОЧЕНЬ высокого начальства, а оно заезжало - гостевой коттедж с банькой, чистое озеро, полное рыбы и раков, 40 минут от Москвы. Отношение к визитам начальства было трепетное - командир мечтал о лампасах и продолжении службы в АрбВО. Сидоров призывался из города в 17 километрах от части, но дома почти не бывал. Его девушка ход событий самому себе не предоставляла и навещала его регулярно. В поездках ее часто сопровождала подружка непонятно из каких соображений - то ли хотела увести «жениха», то ли хотела подыскать себе дружка из сидоровских сослуживцев, то ли просто скучно было. Способы передвижения были разными - от рейсовых автобусов с двумя пересадками и последующей ловлей попутки до груженых стеклотарой бортовых «ЗИЛов» и «ГАЗов». Исключалось только такси. Однажды у голосующих на трассе юниц затормозила «Чайка». Водитель, ехавший за загулявшим на какой-то загородной «выездной конференции» начальником, предложил их доставить до места - времени у него была куча, да и, в общем, по пути. На КПП «Чайку» распознали издалека. На такой мог ехать только начальник управления войск, без пяти минут замминистра. Опять же суббота. Звонок командиру части последовал незамедлительно, его последующие распоряжения - тоже. Баню затопить, катер приготовить, водку заморозить, этих долбаных «партизан» - в лес подальше. Подъехавший лимузин встретили широко открытые ворота и задыхавшийся от спринтерского забега дежурный по части. «САМОГО дочки, наверно» - отреагировал он на вылезающих из «Чайки» девчонок. «Нет, наверно, не дочки», - решил он, когда одна из них попросила «позвать Сидорова из первой роты». Переполох Сидорову, конечно, припомнили. Но слава человека, к которому девушки на свидания ездят на «Чайке», сопровождала его до конца службы. Домой он ехал без дембельского альбома - незачем. РОЖДЕСТВЕНСКАЯ БЫЛЬ Сидоров возвращался из командировки. Зима, мороз, поздний вечер, снег, ветер в лицо, лес, до части - те самые три кило. Жутко хочется в тепло и спать. Сквозь слипающиеся от «погоды климата» и бессонницы ресницы он углядел пять или шесть фигур, медленно двигающихся навстречу. «Девчонки деревенские гуляют» - зафиксировал отупевший мозг, - «поздно, однако, гуляют». Встречный ветер донес слова: «Вон солдатик идет. А чо, девки, вые..м служивого, а? Они, бля, голодные на баб, е.учие. Ща в лес затащим и зае..м.» Взрыв смеха, группа рассредоточилась поперек дороги и начала охватывать жертву с флангов. «Ну и дурак, - был приговор сослуживцев, когда Сидоров рассказал про свою беготню по сугробам, - счастье само в руки шло. А триппер лечится» |
« в начало
 |
