|
Абдуллаев отлично говорил по-русски. Не просто хорошо, а именно отлично, - этот парень-электрик из небольшого городка с радующим душу любого русского мужского пола именем Агдам говорил на языке родных осин лучше сослуживцев-мАсквичей.
Собственно, поводов показать свое знание языка в учебке, как говорится, достат.кол. - политзанятия там, то, сё...Только Абдуллаеву не хотелось. Зачем высовываться? Росту он был среднего, комплекция тоже не выдающаяся, на физгородке, на стрельбище, в столовой, на работах, подъем-отбой - всегда и везде в серединке. С офицерами говорит - акценту кавказского подпустит,
И служба шла не то чтобы средне, - нормально. Замок не докапывался, замполит не приставал, старшина не доставал, сослуживцы не обижались - что еще надо человеку, чтобы спокойно выпуститься младшим сержантом и получить перевод куда-нибудь в среднюю полосу?
Настала пора экзаменов. Политподготовку неожиданно приехала принимать какая-то столичная комиссия. По этому поводу в учебном батальоне случился некоторый шухер. Ротный и батальонный замполиты такого подвоха явно не ожидали. Да если бы и ожидали? Замполит роты в ходе своих миссионерских наездов на личный состав упорно и со вкусом коверкал слова - вместо "под эгидой" говорил "под эдигой", вместо "отнюдь" - "отюндь" и т.д. Утверждает ведь наш Главный санитарный врач, что пивной алкоголизм хуже водочного - а замполит за бутылочку холодненького запросто мог продать всю обороноспособность державы на много лет вперед. А тут человек с гор - не так уж чтобы совсем "чурка", но все же…
Поэтому, когда пришел черед Абдуллаева держать ответ перед комиссией, замполит притерся к экзаменаторам и сообщил, что, дескать, парень из глухого кишлака (Абдуллаев выгнул бровь), по-русски говорит плохо (Абдуллаев нахмурился), поэтому было бы правильно разрешить ему отвечать на родном языке. Один из комиссионеров подумал и, кивнув, предположил, что правильность ответа можно установить по ключевым словам типа НАТО, СЕАТО, Никсон, империализм. Такой вот контент-анализ.
Абдуллаев обернулся к ожидающим своей очереди, многообещающе поулыбался и начал ответ.
Азербайджанский, который подавляющее большинство слышало впервые, оказался потрясающим языком. А может, талант исполнителя производил такой эффект. Судя по ритму и мелодике, это была поэма. Стальные раскаты перемежались драматическими паузами,переходили в нежный шепот, и вновь голос артиста возвышался до олимпийского пафоса.
Комиссия завороженно слушала. Ни фига не понятно, но душу рвет. Экзаменуемый взвод, не избалованный зрелищами, пооткрывал рты. Это было прекрасно!
Абдуллаев умолк, и в аудитории повисла пауза. То ли экзаменаторы пытались вспомнить, проскакивало ли в услышанном что-нибудь про Никсона, то ли просто были эстетически подавлены. "Пятерка" в аттестате Абдуллаева воспринималась как явно недостаточная награда за труд артиста.
- Слушай, оглы, - был спрашиваем он потом, в курилке, - а что это ты такое рассказывал?
- Горького люблю, - последовал ответ, - это "Песнь о буревестнике". На азербайджанском она звучит лучше. Да, в общем-то, и в тему.
|
